ЕСПЧ: установление отцовства возможно и после усыновления, для отмены которого нет формальных оснований

Как указано в постановлении, автоматическое применение российскими судами негибких правовых норм равносильно несоблюдению права на уважение семейной жизни.

Одна из экспертов «АГ» с сожалением отметила, что правовую защиту в РФ гарантирует не биологическое родство между родителями и детьми, а лишь формальная фиксация этих связей в установленном порядке. По мнению второй, данное дело в очередной раз демонстрирует жесткие рамки федеральных законов, в которых вынуждены действовать российские судьи.

5 мая Европейский Суд вынес Постановление по делу «Узбяков против России» по жалобе Сергея Узбякова, отцовство которого российские суды отказались устанавливать, поскольку его ребенок уже был удочерен на момент рассмотрения этого требования.

Отцовство не было зафиксировано из-за отсутствия российских документов

В 1990-е гг. Сергей Узбяков переехал из Узбекистана в Россию, в 1994 г. начал сожительствовать с О.М. Долгое время мужчина проживал в РФ нелегально, только в феврале 2010 г. он получил вид на жительство, а в августе 2013 г. – российское гражданство. До февраля 2010 г. у Сергея Узбякова и О.М., брак которых не был зарегистрирован, родилось пятеро детей. Мужчина не был указан в качестве отца, поскольку в то время проживал в РФ незаконно и не имел российских документов, удостоверяющих личность. Дети получили фамилию матери и отчество, производное от имени Узбякова, в графе «отец» стоял прочерк.

В январе 2011 г. мужчину задержали по подозрению в совершении кражи и поместили в следственный изолятор. Пока Сергей Узбяков находился под стражей, в феврале 2011 г. его сожительница скончалась. Четверых старших детей поместили в школу-интернат для сирот. Младшей дочери Д. было всего 14 месяцев, из-за возраста направить девочку в то же учреждение было невозможно, поэтому Д. передали в детский дом. В тот же день местный орган опеки и попечительства проинформировал Н.С., которая была включена в список потенциальных усыновителей, о девочке и дал ей направление для посещения Д. в детском доме. В марте 2011 г. женщина стала опекуном Д. и увезла ее в г. Моршанск Тамбовской области, где проживала вместе со своим мужем С.С.

В мае 2011 г. местный орган опеки и попечительства назначил О.Е., сестру О.М., опекуном четырех ее старших детей, которых она забрала к себе в Пензенскую область.

Суд отказался установить отцовство со ссылкой на интересы удочеренной девочки

Сергей Узбяков узнал о смерти О.М. в марте 2011 г. и сразу же, все еще находясь под стражей, инициировал процесс по установлению своего отцовства. Изначально он обратился к мировому судье, который возвратил исковое заявление, пояснив, что данное требование подсудно Моршанскому районному суду г. Тамбова. Сергей Узбяков подал необходимые документы в указанный суд. Однако тот вернул иск, указав, что этот вопрос относится к территориальной подсудности суда того района, в учреждениях которого находятся дети.

В апреле 2011 г. уголовное преследование Сергея Узбякова было прекращено. В декабре того же года мужчина подал еще один иск об установлении отцовства в отношении своих пятерых детей в Каменский городской суд Пензенской области. Однако еще в сентябре 2011 г. Моршанский районный суд Тамбовской области удовлетворил заявление Н.С. и С.С. об удочерении младшей дочери Узбякова. Суд, в частности, исходил из того, что мать девочки умерла, а сведения об отце в свидетельстве о рождении не указаны.

Позднее прокурор Моршанска, действуя в интересах Д., возбудил гражданское производство с целью отмены решения об удочерении девочки. В этом разбирательстве в марте 2012 г. Сергей Узбяков, который был привлечен к участию в деле в качестве третьего лица, узнал об удочерении своего ребенка.

Поскольку мужчина выяснил, что Д. удочерена другими людьми, он дополнил исковое заявление, поданное в Каменский городской суд, требованием об отмене решения об удочерении девочки. В апреле 2012 г. суд установил отцовство Сергея Узбякова в отношении четверых старших детей, рассмотрение спора в отношении Д. продолжилось. Моршанский районный суд по ходатайству прокурора приостановил производство по вопросу отмены удочерения до окончания рассмотрения дела об установлении отцовства Узбякова в отношении Д.

В Каменском городском суде мужчина утверждал, что органы опеки и попечительства и администрация учреждений, куда были помещены дети после смерти их матери, знали, что у детей есть отец, им также было известно о его местонахождении. Сергей Узбяков настаивал на том, что Д. – его дочь: вместе со старшим сыном они забирали О.М. и Д. из родильного дома, Узбяков сам занимался оформлением свидетельства о рождении Д., растил ее.

Несколько свидетелей сообщили, что Сергей Узбяков и О.М. сожительствовали и имели пятерых детей и что именно Узбяков был биологическим отцом этих детей, заботился о них и поддерживал их материально. Старший брат Д. также подтвердил, что вместе с отцом забирал О.М. и новорожденную из роддома.

Примечательно, что представитель органа опеки и попечительства и представитель Уполномоченного по правам человека в РФ поддержали требования Сергея Узбякова. По их мнению, удочерение Д. было произведено с нарушением семейного законодательства и противоречило интересам несовершеннолетних. Так, представитель Уполномоченного по правам человека отмечал, что Д. разлучили с братьями и сестрами, почему-то не передали под опеку ее тете вместе с остальными детьми. Кроме того, суд не получил согласия дедушки Д. по материнской линии на удочерение.

Каменский городской суд согласился с тем, что Д. является дочерью Сергея Узбякова, однако счел, что формальное установление отцовства не имеет смысла, поскольку отсутствуют основания для отмены решения об удочерении. Суд, в частности, указал, что отмена удочерения допускается ст. 141 Семейного кодекса только в том случае, если оно не соответствует интересам ребенка.

К тому времени ребенок уже полтора года жил в другой семье, между девочкой и ее новой семьей установились тесные отношения. Суд также отказался учитывать доводы органа опеки и попечительства и Уполномоченного по правам человека, указав, что предполагаемые нарушения не имеют отношения к вопросу об отмене удочерения. Сославшись на наилучшие интересы ребенка, суд отказал в удовлетворении иска.

Сергей Узбяков и представитель Уполномоченного по правам человека обжаловали решение первой инстанции в Пензенский областной суд, однако добиться отмены акта не удалось. Апелляционная инстанция отметила, что факт отцовства, готовность и возможность мужчины воспитывать дочь, а также наличие у Д. братьев и сестер, пострадавших от разлуки с ней, не важны, поскольку эти вопросы не имеют никакого отношения к верному выводу суда первой инстанции о том, что отмена удочерения не отвечает интересам самой Д. Добиться успеха в кассации также не удалось.

В декабре 2012 г. по ходатайству прокурора Моршанский районный суд прекратил производство по делу со ссылкой на оставленное в силе решение Каменского городского суда. В апреле 2013 г. Тамбовский областной суд согласился с правомерностью этого.

Позиция заявителя

В октябре 2013 г. Сергей Узбяков обратился в Европейский Суд по правам человека. Заявитель посчитал, что удочерение Д. без его ведома и последующий отказ национальных судов признать его отцовство в отношении девочки и отменить решение об удочерении нарушили его право на уважение частной и семейной жизни, гарантированное ст. 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Он настаивал на том, что органы опеки и попечительства знали о том, что у Д. есть братья, сестры и родной отец, поскольку старший ребенок рассказал об этом. После того как Д. была взята под опеку, заявитель до весны 2012 г. не знал о том, что происходило в ее жизни, в том числе об удочерении, поскольку органы опеки и попечительства отказались сообщать информацию о девочке.

Сергей Узбяков утверждал, что не было никаких юридических оснований для отказа в установлении его отцовства в отношении Д. Национальные суды связали это требование с требованием об отмене удочерения Д., однако право на установление отцовства не зависит от права добиваться отмены акта об удочерении. В частности, установление отцовства дает возможность общаться с ребенком (ст. 55 СК), даже если бы удочерение осталось в силе. Кроме того, суды проигнорировали тот факт, что удочерение было произведено в нарушение российского законодательства, а значит, могло быть отменено.

При рассмотрении иска об отмене удочерения суд не назначил психологическую экспертизу, чтобы установить степень привязанности Д. к усыновителям и потенциальные негативные последствия; суды просто отдали предпочтение семье с лучшими материальными и финансовыми условиями в ущерб праву кровного родителя заботиться о своем ребенке и праву всей семьи жить вместе.

Заявитель указал, что он не видел свою дочь с тех пор, как она была взята под опеку, и не имел с ней никаких контактов, поскольку все его попытки связаться с ней пресекались властями и усыновителями.

Точка зрения российских властей

Правительство настаивало на том, что вмешательство в право заявителя на уважение его семейной жизни было оправданным по смыслу п. 2 ст. 8 Конвенции: хотя доказано, что заявитель является родным отцом Д., суды справедливо отказались официально признать его отцовство, поскольку в соответствии со ст. 141 СК РФ не было оснований для отмены удочерения. Российские власти подчеркивали, что вмешательство было обусловлено в том числе интересами Д.

По мнению правительства, национальные суды тщательно сопоставили положение Сергея Узбякова и усыновителей Д. и пришли к верному выводу, что у биологического отца не было реальной возможности должным образом заботиться о дочери. Правительство также указало, что Д. считает Н.С. и С.С. своими родителями и что из-за очень юного возраста девочки не могли установиться прочные эмоциональные связи с братьями, сестрами и родным отцом.

ЕСПЧ решил, что российские власти не пытались воссоединить семью

По мнению ЕСПЧ, решающим в данном деле является вопрос о том, приняли ли национальные власти все необходимые и адекватные меры для того, чтобы позволить Д. жить со своим родным отцом, братьями и сестрами.

Суд согласился с тем, что первоначальное вмешательство органов опеки и попечительства после смерти матери было правомерным. Однако, заметил он, Д. поместили в детский дом и в тот же день потенциального опекуна Н.С. пригласили посетить девочку. Более того, ребенок оставался в детдоме всего десять дней. ЕСПЧ согласился с приоритетом семейного воспитания, однако засомневался в том, что за столь короткий срок власти смогли убедиться в том, что у девочки нет родственников, с которыми она могла бы жить. Суд также заметил, что компетентные органы не попытались воссоединить Д. с семьей при передаче ее братьев и сестер под опеку тети.

ЕСПЧ посчитал, что при рассмотрении вопроса об удочерении Д. суд мог и должен был установить, что у девочки есть отец, братья и сестры. Однако тот использовал формальный подход, ограничившись лишь ссылками на свидетельство о рождении, в котором отсутствовала информация об отце, и на то, что предполагаемые усыновители соответствуют требованиям закона. Национальные власти проявили серьезную недостаточную осмотрительность в отношении процедуры удочерения, подчеркнул Европейский Суд.

На момент принятия решения об удочерении Д. было меньше двух лет. В делах, касающихся семейной жизни, разрыв контакта с очень маленьким ребенком может привести к прогрессирующему ухудшению отношений ребенка с его родителем, полагает ЕСПЧ. Кроме того, подчеркнул Суд, национальные власти отделили Д. не только от ее единственного оставшегося в живых родителя, но и от братьев и сестер. Это порождает серьезные сомнения в том, что удочерение Д. соответствовало ее наилучшим интересам, указал Суд.

Он обратил внимание на то, что российские суды не сомневались в биологическом отцовстве заявителя и его способности воспитывать и обучать своих детей. Они не утверждали, что семья когда-либо привлекала внимание органов опеки и попечительства до смерти О.М. или что дети были заброшены. Единственной причиной отказа официально признать отцовство Сергея Узбякова в отношении Д. было то, что она уже была удочерена третьими лицами к моменту рассмотрения дела и не имелось формальных оснований для отмены удочерения.

Однако, подчеркнул Суд, наилучшие интересы ребенка не могут определяться общим юридическим допущением, а вмешательство в семейную жизнь заявителей, которое явилось результатом автоматического применения негибких правовых норм в этой области, равносильно несоблюдению их права семейной жизни. Об этом суд уже говорил, в частности, в деле «В.Д. и другие против России».

Даже если предположить, что два требования – об установлении отцовства и об отмене удочерения – были переплетены, отсутствие в национальном законодательстве формальных оснований для отмены усыновления не является достаточным для обоснования отказа в установлении отцовства и отмене решения об удочерении, подчеркнул ЕСПЧ. Кроме того, добавил он, продолжительный период нахождения Д. у усыновителей сам по себе не может исключать возможности воссоединения с биологической семьей. Внезапное расставание с новой семьей могло иметь негативные последствия для ребенка, согласился ЕСПЧ, однако национальные суды не рассматривали варианты, при которых такие последствия можно было бы свести к минимуму (например, постепенное восстановление контакта между Д. и ее родной семьей).

Поскольку российские суды ссылались на то, что Сергей Узбяков официально не работал, в то время как Н.С. и С.С. были финансово обеспечены и имели постоянную работу, ЕСПЧ подчеркнул: в таких делах недостаточно доказать, что ребенок может быть помещен в более благоприятные условия для его воспитания. При этом из судебных актов не следует, что суды пришли к выводу об отсутствии у заявителя возможности содержать своих детей. В любом случае предполагаемые финансовые трудности сами по себе не могут рассматриваться в качестве достаточных оснований для отказа в удовлетворении требования об установлении отцовства и об отмене усыновления, заметил суд.

Таким образом, Европейский Суд пришел к выводу о том, что право на уважение частной и семейной жизни Сергея Узбякова было нарушено, и присудил ему компенсацию в размере 15 тыс. евро.

Эксперты о системных проблемах семейного законодательства в России

Партнер и руководитель практики Особых поручений КА Pen & Paper Екатерина Тягай считает, что дело «Узбяков против России» поднимает на поверхность целый комплекс проблем, существующих в российском семейном праве и требующих решения.

Прежде всего это вопрос идентификации семьи. «Действующее российское законодательство проводит водораздел между зарегистрированными браками и фактическими семейными отношениями. Отсюда проистекает презумпция отцовства супруга в официальном браке. Нет проблем в том, что государство пытается стимулировать юридическое оформление отношений в семье и связывает с этим некоторые “привилегии”. Проблема в том, что при этом игнорируются альтернативные формы семейной жизни, а состоящие в таких отношениях люди лишаются поддержки», – указала адвокат.

Получается, что правовую защиту гарантирует не устойчивость союза между партнерами, включая длительность проживания и ведение совместного хозяйства, а также наличие общих детей, и даже не биологическое родство между родителями и детьми, а только формальная фиксация этих связей в установленном законом порядке, пояснила Екатерина Тягай. «Если по какой-то причине этого не произошло, – примером служит ситуация с отсутствием у Сергея Узбякова российского гражданства, – жизнь семьи может сложиться по непредсказуемому, в том числе трагическому, сценарию», – отметила она.

Еще один важный момент в этом деле, на который обратил внимание ЕСПЧ, – особенности взаимодействия между собой различных структур, призванных обеспечить и защитить интересы несовершеннолетних детей в Российской Федерации. «Дело Узбякова демонстрирует, как бессистемны и несогласованы бывают действия органов опеки, учреждений, в которых находятся дети разных возрастов, оставшиеся без попечения, и как бессильны в каком-то смысле в результате этого оказываются суды, – утверждает адвокат. – Трудно спорить с тем, что сам Узбяков в значительной мере способствовал тому, чтобы ситуация развивалась неблагоприятно для него и детей. Но именно для того, чтобы в многодетных семьях с непростым социальным контекстом обстоятельства жизни детей не складывались стихийно, существует разветвленная система органов и организаций, которые должны своевременно выявлять такие семьи, держать их на контроле, досконально разбираться в каждой конкретной ситуации и оказывать максимальную поддержку».

Здесь имеется отсутствие внятного «протокола», по которому соответствующие инстанции должны были действовать, заметила Екатерина Тягай: «Это привело к раздроблению семьи: четверо из пяти детей остались с отцом, а младшего ребенка фактически изъяли из семьи и разлучили с родными. В результате пострадали все, включая усыновителей, действовавших добросовестно и открыто».

Партнер, руководитель семейной практики КА г. Москвы № 5 Татьяна Сустина полагает, что дело Сергея Узбякова в очередной раз демонстрирует жесткие границы федеральных законов, в которых вынуждены действовать российские судьи. «Невозможность для судьи выйти за пределы таких рамок и принять решение, руководствуясь нормами Конституции РФ и Конвенции о защите прав человека и основных свобод, влечет нарушения фундаментальных прав человека, не говоря уже о тех катастрофических последствиях, которые такие решения несут для конкретной семьи», – указала адвокат.

Интересна, по ее мнению, позиция судов и представителя РФ в ЕСПЧ, которые, признавая факт биологического отцовства Сергея Узбякова, наилучший интерес девочки связали с удочерением. «Данный интерес якобы обусловлен тем, что она фактически не успела осознать своего биологического отца в силу своего маленького возраста, а также теми хорошими материальными условиями, которые для нее создали усыновители и не мог создать биологический отец. Можно было бы попытаться принять эту логику, если отцу хотя бы было бы предоставлено право на общение с ребенком, однако, как следует из обстоятельств дела, усыновители отказывали отцу в таком праве», – заметила Татьяна Сустина. Более того, подчеркнула она, именно их девочка считает своими настоящими родителями. Таким образом, усыновители и власти России в лице судебных органов фактически нарушили право девочки знать свою семью, фамилию и имя, полагает эксперт.

«Европейский Суд, признавая законными экстренные меры, принятые госорганами России по устройству детей Узбякова после смерти их матери, в очередной раз отметил, что наилучший интерес ребенка – это воспитание в кровной семье. И только исключительные обстоятельства, такие как, например, жестокое обращение с ребенком кровного родителя, могут оправдать ограничение такого права», – заключила Татьяна Сустина.